Alfred Winslow Jones (88 лет, 1900-1989) — основатель первого в мире хедж-фонда, изобретатель и практик теорий Марковица и Шарпа за 5-10 лет до их публикации. Выдавал 24% годовых в течение 35 лет. Объем активов в управлении и личное состояние неизвестно, поскольку он всегда старался избегать внимания регуляторов и прессы.
Родился в богатой семье австралийского топ-менеджера GM. По словам самого Джонса, у них был первый на континенте автомобиль. Когда семья вернулась в Америку, пошел в хорошую школу, а потом — в Гарвард, по семейной традиции. Но, по окончании ВУЗа, ни один из традиционных путей выпускников элитной лиги его не устроила — хотелось чего-то более креативного и интересного.
Устроился бухгалтером на круизное судно, покатался год по миру, затем была череда случайных работ вроде экономиста в экспортной конторе, статистика у инвестиционного консультанта. После коротких курсов устроился в итоге в Госдеп и отправился в Германию 30-х годов в качестве вице-консула, занимающегося экономическими вопросами. Там как раз был в разгаре кризис, приведший к власти национал-социалистов во главе с Гитлером.
Познакомился с красивой еврейской девушкой, которая оказалась активным участником подпольного сопротивления нацистам. Вместе с ней увлекся идеями Марксизма-Ленинизма, женился, но брак не продержался и полугода — у нее он был уже третьим мужем, и вся эта подпольная работа никак не помогала в семейной жизни. Когда же эта история всплыла, его уволили за связи с коммунистами, и он вернулся в Штаты.
Пошел получать второе образование — теперь уже на социолога, женился на девушке поскромнее, но от идей Ленина не отказался и регулярно катался в Европу. Есть даже версия, что он был разведчиком, поскольку слишком уж часто «отдыхал» около границ и линий фронта. И, видя все ужасы Европы вживую, писал много статей и научных работ, пытаясь понять: возможен ли такой же сценарий в США?
Свою работу выполнял усердно, с применением статистического аппарата. Его книга в итоге стала стандартом в индустрии, но он сам уже в социологию наигрался. Устроился экономическим журналистом и, погрузившись в экономику с головой, опубликовал статью по методам предсказания рынка, в которой предвосхитил идеи Сороса про не-эффективность рынка, основанную на психологии толпы. Напомню, что в то время эта идея была революционной, поскольку все верили в то, что будущее предсказать, а тем более зарабатывать на этом, невозможно.
Поняв, что нашел «золотую жилу», Джонс запустил первый в мире хедж-фонд. Финансы его не особо увлекали, но в 48 лет жизнь с двумя детьми в дорогом Нью-Йорке требовала денег чуть побольше, чем могла бы дать журналистика. Он даже пытался запустить свой собственный журнал, но провалился.
В итоге, собрав около $60,000 со знакомых и друзей, и добавив своих $40,000, он запустился и с тех пор обгонял лучшие совместные фонды тех времен в 2-3 раза. Опережал даже Баффета в течение 20 лет, пока конкуренция не выросла.
При этом он сохранял высокий уровень секретности: никогда не рекламировался, не брал случайных клиентов и пытался оставаться вне публичного поля и внимания регуляторов. Когда выходил за пределы того, что дозволено частному инвестору, просто открывал следующий мелкий фонд, что позволяло и с налогами проще обращаться, и, самое главное — шортить (публичные фонды могли играть только в лонг).
Именно комбинация лонгов и шортов определила суть стратегии — он всегда старался оставаться маркет-нейтральным. Сейчас это уже выглядит естественным, но тогда этот подход был по-настоящему революционным, поскольку шортить, в принципе, было признаком плохого тона и высоких рисков. Он же статистически доказал, что именно этот подход дает максимальную прибыль при минимальных рисках.
При этом он использовал достаточно серьезные по тем временам математические методы: считал корреляции между акциями и изобрел то, за что потом Марковиц и Шарп получили свои Нобелевские премии по экономике. И считали они все это вручную, к слову. Даже когда Марковиц получил первый в регионе компьютер, он не смог добиться от него тех вычислений, которые делал Джонс с небольшой командой.
Единственной проблемой было то, что сам Джонс не увлекался изучением рынка и не мог эффективно предсказывать направление движения акций. Даже будучи маркет-нейтральным, ему все равно требовалась эта информация для формирования портфелей. После того, как три года подряд они терпели убытки из-за хреновых предсказаний, решили все-таки обратиться к сторонним консультантам, и именно тут у них «карта пошла».
Экспертам достаточно было позвонить и сообщить свою версию развития событий, Джонс это обрабатывал с учетом статистики конкретного источника и формировал свой портфель. Ну а потом они вознаграждали экспертов, если их предсказания оказывались верными. Еще, я думаю, они строили свои внутренние модели, что позволяло использовать предсказания людей, даже когда те оказывались не правы.
В отличие от устаревших конкурентов, Джонс четко понимал разницу между «альфой» и «бетой», и даже мог ее конкретно посчитать. Мне кажется, что и Марковиц, и Шарп в какой-то мере вдохновились именно его примером, поскольку они начали заниматься этой темой ровно тогда, когда информация о результатах его фонда просочилась в прессу. И даже «современная теория портфелей» тоже использовалась им на практике задолго до чужих публикаций и премий.
В борьбе за максимизацию прибылей и минимизацию расходов именно он изобрел уже ставшую стандартом схему компенсации «2-20» — 2% годовых с объема денег в управлении, плюс 20% с прибыли. И основной причиной ее изобретения послужила попытка снизить налоги, поскольку налог на прибыль оказался в итоге значительно меньше привычной схемы без оплаты за результат. Причем он это красиво «завернул» в исторические отсылки к временам Римской империи, так что публика восприняла новшество благосклонно.
Повышенная секретность позволила ему долго наслаждаться плодами своего труда: даже привлекаемые им внешние эксперты не понимали, как именно он использует их предсказания. Фактически, он первым реализовал схему, которую применяют сейчас Гриффин, Коэн, Ингландер и прочие: диверсификация с помощью независимых экспертов с оплатой за результат. При этом он как-то умудрялся обходить грабли инсайдерской торговли, за которые был нещадно бит Коэн.
Оплата за результат тоже была устроена интересно: за работу с внешними экспертами отвечали начальники соответствующих отделов, которые и раздавали премии. Но, если «их» эксперты показывали результаты лучше других, отделу давалось больше денег в управление, и наоборот. Эволюция в действии. Со временем они даже стали требовать, чтобы эти менеджеры имели часть лично своих денег под управлением, чтобы повысить внимание к рискам.
Но, несмотря на весь этот финансовый и менеджерский успех, сам Джонс рынком не фанател и появлялся в офисе реально редко. Иногда даже позволял себе неуважительное отношение к сотрудникам, чем нажил себе врагов и изнутри, и снаружи компании. Из пионера рынка он превратился в анти-пример.
Из-за взаимного неуважения менеджеры начали разбегаться и основывать свои фонды, забирая с собой клиентов. Его подходы стали всем понятны и легко копируемы. Его роскошный стиль жизни на фоне жлобства в отношении оплаты результатов своих людей, его попытки наказать «предателей» только усилили процесс распада.
С другой стороны, резкий рост подражателей, в том числе из числа бывших сотрудников, вызвал прямо противоположный эффект: пресса начала о нем много писать, именно как об отце-основателе индустрии. А его секретность только подогревала интерес, за счет чего появился поток клиентов и хороших сотрудников.
При этом «утекшие» менеджеры отнюдь не отличались скромностью и повторяли за «отцом» все его манеры — роскошный образ жизни и невнимательность к сотрудникам, что вызвало негатив к отрасли в целом. За этим последовало пристальное внимание регуляторов.
Параллельно все: и внутренние, и сбежавшие менеджеры, на фоне растущего рынка, забыли про суть хеджирования и начали массово выстраивать направленные позиции, посколько это приносило банально больше денег прямо сейчас. В итоге, само понятие «хедж-фонда» размылось, и теперь так называют всех, даже если они и не являются маркет-нейтральными.
Когда же рынок в итоге обвалился, он утянул за собой и эти свежие фонды, и самого отца-основателя. В 70 лет от потерял 35% и, фактически, завершил карьеру. Чуть позже он завершил неизбежное и превратился в «фонд фондов», то есть сами они уже не торгуют, а только выстраивают портфели из других фондов. Да, его фонд все еще существует, но он уже далек от того внимания прессы, объема денег в управлении и результатов на выходе. Сам Джонс же до конца жизни занимался международной благотворительностью под руководством Госдепа.
Видео с ним, по понятным причинам, не существует. Но я собрал пару документалок по хедж-фондам, отражающих суть его подходов. Достаточно для общего понимания истории индустрии, хотя я все-таки рекомендовал бы почитать книжку «More Money Than God — Hedge Funds and the Making of a New Elite» — там есть гораздо больше интересных деталей.
Свежие комментарии